Садится солнце и его зрачок
гипнотизирует, как дуло пистолета,
холодной сталью сгинувшее лето
и мягко нажимает на крючок.
Сквозняк пружинно закрывает дверь,
сдаются шторы в плен его порывам
и их хлопки похожи на разрывы
надутых веселящим газом сфер.
Чай будет жить каких-то полчаса.
Потом остынет, горький, как цикута.
И, жертвой непреклонного кашрута,
нетронутой погибнет колбаса.
Осенний вечер, притупив чутьё,
гусиной кожей прострелил футболку
и порохом набил на грудь наколку —
инициалы и лицо твоё.