Я читаю вслух чужие стихи, похожие на медленные чужие молитвы.
Они плотные, как украинский хлеб и их можно резать опасной бритвой,
отделяя толстые ломти пяти буханок для четырёх тысяч голодных людей,
а ещё их можно превратить в вино, так необходимое в окончании дней.
Я читаю вслух чужие стихи, похожие на чужую музыку, непонятную мне.
Под неё можно танцевать одному, обжигаясь ступнями на медленном синем огне.
Она похожа на трагический всхлип и последний глас иерихонских труб.
Что мне до неё и до всех остальных, родивших кучу детей, Гекуб?
Я читаю вслух чужие стихи, и окончательно понимаю, что делаю это не зря.
В них музыка, похожая на молитву, отпевающая последние дни февраля.