Таня любила эклеры. Нет, не те, которые она пробовала при любой возможности в любой кондитерской по всему миру. Во Франции – в Париже и Каннах, в Лондоне, в Москве, в Мадриде и Риме. Изготовленные по правильным, французским рецептам, с правильным количеством масла и из правильной муки. Не круглые профитроли. Не состоящие из двух половинок, колец, соединённых заварным кремом. Не те, которые её муж Макс привозил из каждой поездки, где они были не вместе, специально для неё, заботливо упакованные в картонные коробки со специальными рёбрами жёсткости и отдельными гнёздами для каждого пирожного. Не те, ванильные и шоколадные, иногда покрытые золотым шоколадом, большие и маленькие, тонкие и толстоватые, пахнувшие на весь дом, когда их выставляли на стол в кухне или гостиной. Нет, не те. Таня любила другие – которые она помнила из своего барнаульского детства. Те, которые в пятидесятые, во время борьбы с космополитизмом в СССР переименовали из эклеров, «молний» по-французски, как их называли примерно с середины девятнадцатого века на их родине, Франции, в “Трубочку с заварным кремом” по ГОСТу ТУ 9130-001-93686912-15.
Кстати, до середины девятнадцатого века их называли “pains à la duchesse”, что-то вроде “хлеба герцогини”.
Да, так вот, Таня любила именно те, “заварные” из своего детства, из единственного кафе в Барнауле, где их можно было купить и только с утра, с десяти и, примерно, до двух. После двух их уже раскупали. Те, с незабываемым вкусом праздника и мимолетного наслаждения, которыми папа, тренер по борьбе, угощал её в этом самом кафе после школы, в конце семидесятых. Уже потом она поняла, почему всё-таки “молния”. Они просто исчезали моментально, проглатывались почти целиком, за секунду после их появления на столе.
Она даже специально нашла рецепт по советскому ГОСТу.
Для 20 эклеров необходимо.
Для теста:
200г муки
100г масла
180г воды
щепотка соли 2г
300г яиц (5шт крупных)
Для крема:
320г масла
275г сахара
1 яйцо
185г молока
ванильный сахар 1 пакетик
1 столовая ложка коньяка
17г какао-порошка
500г помады
Таня даже готовила по правилам, которые были в этом ГОСТе прописаны. Но вкус детства не получался. Видимо, при советской власти в кондитерских цехах этот рецепт не очень соблюдали. В смысле, просто не соблюдали и не докладывали в него всё, что можно было не докладывать при всеобщем дефиците. А вот такие, с позволения сказать, уточненные рецепты, никто не записывал из опасения, что их найдёт при обыске могущественная организация под названием ОБХСС – отдел борьбы с хищениями социалистической собственности.
В общем, с забытым или не забытым вкусом детства были у Тани проблемы.
Весной, на Песах, Таня с Максом приехали в Израиль, где у него, в Реховоте, жил отец. Они сняли квартиру в Герцлия-Питуах, рядом с Ритц Карлтон, на двенадцатом этаже, с окнами на море. Гуляли по пляжу, ездили в Тель-Авив, где ели в ресторанах с сумасшедшей смесью западной, средиземноморской и восточной кухни. Съездили в Иерусалим к Стене плача и в Музей Израиля. Им оставался всего один день до отъезда, когда они попали в Кфар Сабу, город в пятнадцати километрах от Тель-Авива, просто, чтобы погулять и посетить мавзолей Биньямина, равно почитаемого представителями всех трёх авраамических религий – иудейской, христианской и мусульманской.
Недалеко от муниципального парка и заметила Таня кафе, внешне больше похожее на парижское, чем на израильское. Большие окна, красивая витрина и одинокий эклер в ней.
Таня бросилась к нему, как к родному.
Продавщица в кафе объяснила ей, что продать именно этот эклер она не может. Он вчерашний. И лежит в витрине только для рекламы. Но можно заказать на завтра. И их кондитер, “русия”, то есть приехавшая из России, с удовольствием их для Тани сделает. Завтра после обеда Таня с Максом улетали. После долгих раздумий и переговоров Таня и продавщица договорились о следующем – Таня оставляет ей адрес в Герцлие и свой телефон, а пирожные завтра, до десяти утра, привезут прямо по этому адресу. Но заказать надо было не меньше двадцати штук. Таня согласилась. Они с Максом отлично поужинали в ресторане “Намос”, прямо в марине Герцлии и вернулись в апартаменты. Засыпая, Таня пробормотала Максу, что завтра на завтрак у них будут эклеры.
В 5:20 зазвонил телефон. Макс спросонья схватил Танин мобильный и сказал по-русски:
– Слушаю Вас!
Ответили тоже по-русски:
– Не, мужчина, Вы же не Таня!
– Она спит.
– Так разбудите! – потребовал голос.
Макс начал злиться:
– Послушайте, что Вы хотите?
– Слушайте, я не могу Вам ответить, это же не Вы размещали заказ.
– Я её муж.
– Ой, я тоже могу сказать, шо я её муж. Мало ли кто может снять трубку. Я знаю, шо я должен говорить только с ней.
Макс, с трудом подавляя раздражение, отдал Тане трубку, предварительно нажав кнопку, чтобы тоже слышать разговор.
– Алё, это Таня?
– Да, это я.
– Вы заказывали вчера в кафе в Кфар Сабе эклеры?
– Да.
– Двадцать штук?
– Да, двадцать.
– Шоколадные?
– Да, шоколадные.
– Не ванильные?
– Не ванильные.
– А шо, ванильные Вам не подходили?
– Нет.
– А почему?
– Я люблю шоколадные.
– А я ванильные. А чего так много, двадцать штук?
– Мне сказали, что меньше нельзя, из-за доставки.
– Ерунда, можно было и пятнадцать.
– Так где они?
– Так поэтому я ж и звоню. Шоб Вы понимали, шо их не будет.
– Почему?
– Кондитерша не вышла сегодня на работу. Этот поц, её муж, русский, они же из Барнаула, вчера приехал со стройки, где он работает, пьяный и разбил ей лицо. Так она не вышла. А кроме неё некому их сделать. Так шо извините.
– Слушайте, у меня есть два вопроса. Можно?
– Да, конечно…
– Первый. Почему Вы звоните мне, чтобы сообщить о том, что эклеров не будет в 5:20 утра? И второй. Если кондитер не вышла на работу и некому было испечь эклеры, почему Вы меня спрашивали заказывала я шоколадные или ванильные? Что, ванильные можно было?
– Я Вам позвонил рано, шоб Вы не ждали зря. Мы уделяем большое внимание качеству сервиса. Оно мне надо, шобы Вы потом позвонили хозяину и нажаловались, шо зря ждали. А про ванильные спросил, потому шо я люблю ванильные и хотел понять, или для Вас это так же принципиально, как для меня. Ещё у Вас есть вопросы?
– Нет! Спасибо и прощайте.
– А шо сразу прощайте? Давайте лучше до свидания. Мало ли шо, может ещё раз приедете и закажете у нас эклерчики – у нас лучшие в Израиле.
– Думаю, что нет.
Таня положила трубку и посмотрела на Макса.
– Ложись, – сказал он. – Поспи ещё!
Через три часа они проснулись и начали собираться в аэропорт. Ровно в девять утра в дверь квартиры позвонили.
Таня открыла. В коридоре стоял израильский приятель Макса, Алик, и держал в правой руке большой букет цветов, а в левой большую коробку, в которой оказались двадцать шоколадных эклеров.
– Ну шо, моя дорогая, с первым апреля, – сказал Алик. – Только не ругайся, это всё придумал Максик. Я тут ни при чём.
Таня обернулась. Макс медленно сползал по стене холла, сгибаясь от беззвучного смеха.
– Сволочи вы, – сказала Таня. – Так и антисемиткой можно стать. Как же я всё-таки вас люблю!
Вчетвером, вместе с женой Алика Милой, они съели все двадцать. Эклеры были очень вкусными. Но всё равно, не такими, как тогда, в 1978, в Барнауле.