Да нет, не пьянствовать, а так любить друг друга, как любят братья, не как сёстры —
там сложнее.
А так, чтоб не нужна была железная кольчуга, и тысячи застёжек против сердца,
где чернеет
мишенью для насмешек и ударов в грудь, размером с стёртый греческий сестерций,
в зрачке прицела
то место, из которого взрывается душа и рассыпается по небу
неспелым
звездопадом, но медленно, как листья красных клёнов, и не спешит спускаться вниз
созревшими
плодами. Так нищая берёза, ещё холодной и не праздничной весной,
неспешно,
своей прозрачной крови сок, вмещая в банки и стаканы,
подставленные ранившей рукой
проистекает,
как время и моменты нашей жизни, заточенной на искупление грехов, которых не было и, может быть, не будет.
Но — светает.
И солнце убирает тени, задуманные кем-то умным наверху, как избавленье от полуночных мук.
Не просто так.
Не от тоски.
Не вдруг.