I
Я раньше часто говорил тебе: «Дай мне твои руки». И рассматривал их, вглядываясь в систему кровеносных сосудов, просвечивающую через твою тонкую бледную кожу. Я пытался себе буквально представить выражение «это у неё в крови» и понять в принципе — это хорошо или плохо. Иногда мне казалось, что я вижу, как эти сосуды разбухают, когда по ним идут какие-то сгустки и почему-то представлял себе ледоход, остатки льда, взломанные теплом моих рук, держащих твои, и несущиеся куда-то к морю. Но моря то как раз и нет. Есть насос, качающий кровь, в которой то, что у тебя в крови, есть внутренние фильтры и системы очистки, типа печени. Но если печень чистит кровь, абсорбируя то, что у тебя в крови, то оно остаётся в печени? Или в почках? Или то, что у тебя в крови, это то, что вносится или выносится кровью в мозг или из него? В сердце или из него? Или всё-таки где-то на полдороги между сердцем и желудком есть маленькое большое море, ещё не найденное врачами, где находится то, что у тебя в крови — чувственность, упрямство, непоколебимая точка зрения, неприятие предательства, гордыня и неприступность?
Наверное…
Потому, что мне трудно представить все эти черты твоего характера приобретёнными в ходе жизни и воспитания родителями.
… это у тебя в крови.
II
Ты всегда говорила, что свобода
слово женского рода.
Как и воля.
Слишком похоже на боли.
Хотя, свобода невозможна без боли.
А воля без силы воли.
Срывай корки, отрывай бинты,
забывая, кто ты,
и не оборачиваясь на то, что позади,
отрывайся и лети.
Если умеешь летать.
Или разучилась?
Так случилось. Скажи на милость.
На ногах у птицы два кольца.
Одно — дети, другое от их отца.
А ветер с востока приносит дурные мысли.
Да и западный, бывает, свистнет,
в два пальца, как заправский босяк
и всё сразу не так.
И уходит страх.
А над вторым этажом уже свобода.
Пока хватает кислорода.
Кислород слово мужского рода.
Опиум для народа.
Говорят, без него нельзя.
Несвобода и не стезя.
А ведь есть ещё свободное волеизъявление. Среднего рода.
Придумали для нас, уроды.
Похоже на беспрепятственное мочеиспускание.
Чем старше, тем многограннее
камни в карманах и почках.
И тяжелее подстрочник.
Свобода или сила воли?
Не отвечай досрочно.
Мы утопим их, как щенят, в алкоголе.
III
Как я умер? Скажи — застрелили.
На охоте, случайно, в кустах
и потом моё мясо делили,
чтобы жарить на мокрых дровах.
Как я жил? Скажи — одиноко.
Мало пел, мало пил и любил.
Сколько жил? Им скажи — не до срока.
Зато меньше на дату чернил.
Жил зачем? До конца и не понял.
Не скандалил, не лазил в петлю.
Я почти не родился, а помер.
Но тебя бесконечно люблю.