Шаббат Шалом!

Там, за калиткой улица узка,
как море между Сциллой и Харибдой,
на ней просыплют крошки табака
вокруг стволов зелёных эвкалиптов…

Мне сказано — не место и не время,
не замечать дожди и сквозняки,
учитывать количество евреев,
читая текст предпраздничной брахи…

Моё пальто с весёлыми полосками —
скамейка крашена в зелёный цвет.
А было серое, совсем неброское,
дождям и градинам смешной ответ…

Из простых мы выбираем сложных,
часто неуверенных в себе.
Тех, которым оставаться можно
шрамами, добытыми в борьбе…

Такая изоляция в панельном,
как будто бы в общаге у метро.
Писатели работают посменно
и пишут, когда тихо и светло…

Фонарь, фонарь, светящий мне в окно, с ногой, заклеенной чужими письменами, положенными Богом под сукно, оставшимися строго между нами…

Мне по утрам стучит радистка Кэт
прогноз погоды: «Дортмунд, дождь и точка».
Я расшифрую, пропущу обед,
хотя, с обедом это всё не точно…

А понедельник начинается в четверг.
Мне позвонил с утра какой-то человек
и заявил, что будет в понедельник.
А вот на Пасху или же в сочельник
и по какому поводу встречаться нам…

Уже давно, закрытыми глазами
Уставившись в высокий потолок,
Произношу неслышными словами
Бесцельный и ненужный монолог.
Я точно часть судебного процесса…

А если вдруг подумать обо мне,
то надо рисовать, как Пушкин, в профиль,
и, если загадать меня себе,
то надо заварить армянский кофе…

Если ты веришь мне, то просто дотронься до моей руки.
У неё сухая кожа, похожая на пергамент,
как у ящерицы, у которой движенья легки,
она стоит на пуантах, как соломинка, пока не завянет…

Послушай, кто там из вас болеет,
срывая кашлем гардины с окон?
Рецепты счастья в китайский веер
собрав, кровите томатным соком…

Ну, вот, идёт. Его придумал бог.
Встряхнул усами, вызывая ветер
«Трах-тибидох, сынок, трах-тибидох!» –
и закидало белым снегом вечер…

Он говорил, что это всё пройдёт.
Конечно, не как цвет с уставших яблонь,
Но точно вместе с веком утечёт.
И далеко, за горизонт бескрайний…