Эту историю мне пару лет назад рассказал прилично выпивший незнакомец в лаунже аэропорта Борисполь.
— Выпьешь со мной? — спросил он. — Я Сеня Гиршбойм.
— Выпью, — ответил я и тоже представился.
Мы выпили и он без всякого предисловия начал рассказывать, будто читал по написанному…
— Высоковато, — сказала она и, оперевшись правой рукой на хлипкий заборчик из нестроганных досок, глянула вниз, на реку.
Река была великолепна. Она текла по своим речным делам в глубоком гранитном ущелье, заросшем лесным орехом и ежевикой. И только отсюда, с камня, похожего на длинный гранитный нос, можно было увидеть ложе реки полностью между двумя поворотами её русла.
А заборчик вдруг треснул и она, потеряв равновесие, оступилась и упала с обрыва. Я, не раздумывая, прыгнул за ней вслед, догнал в воздухе и взял за руку. Падение длилось вечность.
— Действительно, высоковато, — подумал я и глянул вниз.
Реки там уже не было. Мы взлетали. Внизу остался обрыв, сломанный заборчик, удивлённые лица оставшихся на площадке людей. Затем мимо пронеслась верхушка дуба, дятел с открытым от изумления клювом, самолёт с надписью СССР, летящий из Вашингтона в Москву, в иллюминаторе которого я успел заметить Горбачёва и Раису Максимовну, орбитальная станция с космонавтами, потом какой-то парень, похожий на ковбоя из рекламы сигарет Мальборо, но с нимбом над шляпой. Я закрыл глаза.
Мы продолжали взлетать, сначала просто держась за руки, потом медленно касаясь друг друга коленями, животами, грудью, я чувствовал её волосы на своём лице, губы на теле и мурашки на коже, а когда открыл глаза, то обнаружил себя в своей маленькой съёмной квартире на пятом этаже панельного дома в Виннице. Она осталась в Москве. Больше мы никогда не виделись.
Хотя, мне кажется, что виделись, через пятнадцать лет, холодной синей ночью в Киеве, в гостинице Украина. Правда, звали её тогда уже совсем по-другому. А я не понял, что это опять была она. Теперь ищу…
На этом месте он икнул и заснул. У меня объявили посадку и я ушёл не попрощавшись. Только попросил девочек на рецепции разбудить его, когда начнут посадку на Нью Йорк.
В конце сентября я встретил его в том же лаунже в Борисполе. “Нашёл?”, — спросил я.
Он неузнавающе посмотрел на меня, потом узнал и, махнув рукой, ответил: “Нет. Прилетал, искал и опять не нашёл”.
Вот такая она, еврейская любовь, как, впрочем, и любая другая.