Петя Гольдштейн – сын Ушера и двоюродный брат моей мамы.

Я помню, как сегодня, в Киеве стою, над головами летит армада самолётов, мимо пролетели и стали бомбить заводы. Это было 22 июня 41 года, начало войны. Немцы наступали на киев и мы с родителями, мать и я, ещё два брата и отец в сентябре месяце кое-как в теплушку загрузились и нас повезли.

Дорогой нас бомбили, но, в конце концов, мы добрались до города Моздока. Не помню где Корытные (семья сестры отца Веры) из Житомира подъехали, но они оказались вместе с нами в Моздоке. Там всех отправили в колхоз Ким менжинский сельсовет, Северный Кавказ. Там мы прожили в колхозе год.

Немцы стали наступать на Северном Кавказе и мы опять погрузились в теплушки и доехали до города Баку. Там отца призвали в армию, мать, нас и Корытные тоже с нами были – это Геня двоюродная сестра и брат Митя и тётя Вера.

Сначала мы в Баку долго были на берегу моря, сидели под открытым небом в ожидании переправы в Среднюю Азию, и нас переправили на пароходе в Красноводск в Туркменистан. И опять под палящим солнцем на песке болтушку варили из муки и кое-как выживали.

После этого опять нас погрузили в теплушки мы доехали до разъезда 72 км на свеклопункт. Там мы пробыли некоторое время и заболела мать, коматозной малярией. Нам свеклопункт выделил арбу, лошадь и мы с двоюродной сестрой Геней увезли мать в больницу на станцию Джума. И это был уже 42 год. Мы вернулись обратно на свеклопункт с Геней.

На следующий день я на товарном поезде доехал до станции, где была мать в больнице и мне сказали, что мать умерла. Мне было 13 лет, где-то так.

Я вернулся опять на свеклопункт, на подножку теплушки сел и доехал. Теплушка – это грузовой закрытый вагон. Там мне опять выделили повозку. На следующий день или ещё через день, не помню, я с рабочим приехал на станцию Джума. Мы пошли в морг. Там, среди мертвецов, я нашёл свою мать.

Вместе с рабочим мы кое-как протёрли ее влажной тряпкой, одели в одежду, потому что она была раздетой.

Недалеко от этой больницы было кладбище. Там мы вырыли вместе с рабочим яму и её похоронили. Это была станция Джума, не доезжая до города Самарканд.

Я отправился опять на свеклопункт, забрал своих братьев. Второй от меня был 31 года рождения Лёва и Марик был 39-го, по-моему. Разница с Мариком большая была.

Мы приехали в город Самарканд и сразу младших братьев определили в детдом.

Потом приехала тётя Вера. Мы с тётей Верой нашли квартиру частную. Я устроился рабочим на хлебозавод, сначала помощником каменщика. Таскал камни, делали мы замесы, что-то строили, что-то латали, что-то ремонтировали.

Потом меня перевели работать помощником кочегара хлебозавода. Я таскал тачки с углем. За 50-100 метров эти тачки трудно было грузить и тащить. Это физически было очень трудно. После этого я заболел ревматизмом.

Я почти полтора года я работал на этом хлебозаводе. 14-15 лет мне было, учился на слесаря-инструментальщика. Нас посылали в колхозы работать. Помогали колхозникам узбекам по уборке урожая, а братья были в детдоме. Я навещал Леву. Он был очень болен, у него чуть ли не туберкулёз признавали и они очень радовались, когда я мог принести им кусок хлеба, украденного с хлебозавода.

Марика перевели в другой детдом и я его потерял и не мог найти. 42-43 год это был.

Потом объявилась Клара — отца сестра. Она приехала, откуда-то нас нашла в переписке с тётей Верой, потому что с тётей Верой мы жили в одном доме на частной квартире.

Клара приехала к нам в Самарканд и начала разыскивать Марика. И она нашла его с трудом большим. Тогда уже все три брата оказались вместе.

В конце 43 года отец нас нашёл, приехал инвалидом на костылях туда в Самарканд и после этого мы собрались в Киев.

Киев уже освобождали. Мы собрались и все вместе переехали в Киев. Опять же в теплушке.

Ф О Т О Г Р А Ф И И

Петя.

    The Good
    The Bad