Слушай, это как бусинки,
которые струсили
быть объединёнными одной ниткой
и падают медленно, как улитки,
ползущие по виноградной лозе
или подобны слезе,
стекающей, как в кино, по щеке,
Это было давно,
ещё до того, как я стал взрослым
и толстым.
Слова — бусинки и улитки,
мокрый след от крыльца до калитки,
слова — цифры из таблицы умножения,
слова — ошибки произношения,
неправильные ударения,
слова, обязательные для прочтения,
как утренняя молитва.
Предвестники предстоящей битвы —
немного витиеватые,
тяжёлые, вязкие, ватные,
бухие, резкие, глухие,
странные и чужие,
как свет парада планет.
Сто лет будет в обед,
но я их запомнил.
Ты стояла у стены ровно,
а не ходила по комнате —
«Вы помните, вы всё, конечно, помните» —
падали тяжёлые бусины слов,
раскалённые огнём костров,
горевших у тебя внутри.
Ты говорила, я вставал на счёт три
и уходил переживать.
Пить, петь и считать
слова — бусины розенкранца,
медленно, будто в танце,
стучащие каплями гнева в стол,
а с него в пол.
Розенкранц и Гильденстерн давно мертвы.
Впрочем, практически, как и все мы.