И ничего не остаётся,
как бить поклоны и просить
зажечь фонарь в верху колодца,
но из которого не пить,
не набирать живую воду,
тяжёлую, как из свинца,
не утонуть, а быть свободным,
среди хуйни и пиздеца.
И видеть свет в конце туннеля,
пусть даже это красный свет,
хранить секрет Полишинеля
на протяженьи долгих лет,
что в сообщающихся душах
вода доходит до сердец,
а иногда гортани душит,
и прорывает, наконец,
плотины правил и понятий,
написанных невесть зачем
ещё при Понтии Пилате,
и верить — это насовсем.