Я засыпаю с толстой книгой на груди. Не снимая очки и не выключая свет. Книга ночью прорастает в меня, запуская слова — крючки, а свет прорастает в рассвет.
Книга давит всю ночь, я ощущаю сюжет внутри себя. Она большая, весит килограмма полтора и цвета военного корабля.
Окрашена свинцовым суриком. Сначала ярко-оранжевым, но потом ставшим чёрным. Мазуриком. Водостойким и очень упорным.
Очки срастаются с носом. Они без оправы. На лёгких титановых дужках. Они четко указывают мне на мои недостатки и поэтому правы. Очки из разряда безусловно нужных.
Но иногда их хочется выбросить и смотреть на все в тумане. Держа на всякий случай ножик в кармане.
Ножик я нашёл в лесу, когда ходил по грибы. Он из стали и карельской березы. На рукоятке трещины от тяжелой судьбы, на лезвии канавка для крови — метка угрозы.
Нож для меня почти как трофеи с фронта. Им разрезал упаковку из картона, пришедшей вчера по почте книги — мастодонта. Оружие нападения и обороны.
Что будет с книгой пока не знаю. Я заснул на двадцатой странице. В ней пока нет конца и нет края, и непонятна ее судьба. И неясны лица.
Действующие и не делающие ничего. Это же не аббат Прево, когда все предельно ясно. Манон, де Грие и связи опасны. Хотя, это уже не он. Видимо, клон.
Все определится сегодня. Я решу, оставлять ли слова-крючки, разрешать через очки — сводни проникать в меня и зуммерить как сверчки.
Или нет. И книга будет подарена случайному прохожему. Предложена, им в рюкзак уложена, автором унавожена.
Надо вставать, идти мыть лицо и вырывать очки с корнем и варить яйцо пять минут, хотя это как раз и может быть спорным.