Темно и сыро. Сыро и темно.
Поэтому в гостинице нельзя открыть окно,
а вовсе не из-за готовых прыгнуть.
Нет подоконника. Босые ноги стынут,
а крыльев не было и никогда не будет.
Внизу стоят болельщики и судьи.
Но не дождутся. Не открыть окно.
Темно и сыро. Сыро и темно.
А рассветёт? Конечно. Через час.
И, перебросившись небрежно парой фраз,
несолоно хлебавши, на работы
уйдут фанаты, блогеры и боты,
оставив банки, шкурки и окурки.
Они все меряны одной мензуркой
на плотность, на объём и на разрыв.
Исподнее прикрыл паллиатив
а для спокойствия берут плацебо.
И за окном октябрьское небо.
Но крыльев нет и раму не открыть.
В саду неЯсыть продолжает выть,
произнося трехслоговое «Ху».
И, надо бы, решить на берегу,
но нет здесь подходящего обрыва
для эха цитокинового взрыва.
Светает, отключают фонари.
Но в городе совсем не до зари,
похожей на болезненный румянец.
Лист приглашает дворников на танец
и налипает на ноги машин.
Октябрь. Киев. Сумерки и сплин.
Темно и сыро. Сыро и темно.
В гостинице нельзя открыть окно.