Можно небо поднять на штыки,
возводя в императоры Солнце.
Я записан тобой в дураки —
сердце жжёт императорский стронций…
Можно небо поднять на штыки,
возводя в императоры Солнце.
Я записан тобой в дураки —
сердце жжёт императорский стронций…
Я засыпаю с толстой книгой на груди. Не снимая очки и не выключая свет. Книга ночью прорастает в меня, запуская слова — крючки, а свет прорастает в рассвет…
Что тебе рассказать? Зачем тебе это и о чём ты всё время просишь?
О том, как мы строили бесконечную гать и рубили десятки просек?…
Если ты будешь приходить ко мне по ночам
и сидеть у моего изголовья,
проходить пальцами по сожжённым на солнце местам…
Это будет ранним утром.
Когда солнце ещё на соседней улице
играет с трёхэтажным домом.
А он жмурится.
И пускает зайчики солнцу в ответ…
Я вчера перешёл черту,
а сегодня готов границу,
не задумавшись, на лету,
небольшой такой, толстой птицей…
Какие дни отсчитывает счётчик,
какие сроки маятник мотал?
Самец кукушки вдруг решил, что лётчик
и высоту над полночью набрал…
В Марокко туман и морок.
На Ворохте туристов ворох.
В Ташкенте градусов сорок.
В Шорохово шорох —
капает из марли, отжимают твОрог…
Спасибо, что прислала мне открытку.
В почтовом ящике считают счёт счета,
похожие на прошлого обмылки,
я знаю ведь за что, наверняка…
Слушай, я даже не главный герой на коне, читавший поэмы Пушкина, и не скрипач, умевший играть на одной струне, не я написал о Плюшкине…
Иногда хочешь сказать себе: «Заткнись»,
но вспоминаешь о свободе слова
и о том, какая непредсказуемая штука — жизнь
и, возможно, я встречу себя снова…
Повернись к холодной стене, и не на правый бок, а на левый, закрывай глаза и тогда поймёшь, что лежишь на краю Ойкумены…
Утром, если хочешь, сварю тебе кашу. На обезжиренном молоке.
Помнишь, простокваша сводила скулы и крутились на языке
каменные крошки пряника из Тулы, разломавшегося в рюкзаке.
А молоко варили целых восемь часов…
«Первый из вас, кто бросит камень».
Чьими устами?
Нет, ну вот прямо сейчас интересно, а что будет?
Я хочу попробовать! Слушайте, люди!
Там же ещё про собирать и разбрасывать. А разбрасывать — это же и есть бросать…
Пришло время написать о страхе. Я задумался. Знаю ли я, что такое страх?
Можно ли сказать, что то, что я ощущал несколько раз в моей жизни — это был страх?
То, что я ощущал, когда в семь лет тонул в омуте, захлебываясь от крика и воды, пока меня не спасла моя двоюродная сестра Таня — это страх?
То, что я ощущал, когда стоял с ножом у горла, смотря в белые глаза наркомана и чувствуя, как по спине катится ручеёк холодного пота — это страх?