Тропа ведёт по косогору вниз,
но можно кубарем, сдирая в кровь лопатки.
Кабанов строит дом — принёс карниз,
но позабыл и гвозди, и перчатки…
Метка: 2022
Сергей Сергеевич Миздякин никогда особо не переживал по поводу своей фамилии. Хотя, как мы все понимаем, мог бы. Миздякины были рода не простого…
Когда-то всё у них было хорошо. Они стояли на площадях, улицах, в парках. Причём, некоторые из этих объектов градостроительства и культуры даже носили их имена…
Фишманы жили в доме на шесть семей напротив церкви, но в неё не ходили. Семён был евреем, а Диляра крымской татаркой. Он работал в соседней области и уезжал туда в воскресенье вечером, около семи часов, а возвращался по пятницам, после обеда…
Завтра утром я сыграл бы тебе блюз.
Беда в том, что я не умею играть и петь. Поэтому я смеюсь.
И мой голос хрипит, как ржавая жесть
на ветру, на углу, на грозу.
Это такая мелкая и детская месть
за непролитую по мне слезу…
А если дождь, то вырастет трава,
зелёная, но сразу до коленей
и вверх по ней, как капельки, слова,
геномы-переносчики сомнений…
Скажи, а много было у тебя мужчин?
Ну, знаешь — клином вышибают клин,
и, даже, если с вечера был clean,
с утра заходишь в нужный магазин…
Если верить, а верить придётся,
отбивая поклоны в окно,
что мы были всегда инородцы
и толкли дерезу в толокно…
Да что ж война? Её воюют люди,
которые придуманы Тобой
и, если есть коллегия у судей,
то кто там совещается с толпой…
Когда это всё закончится,
а это всё точно закончится,
я выйду из одиночества,
которому сотня лет
и вспомню тогда пророчество…
Я обещал тебе быть осторожным
и не трогать тебя руками.
Это чудовищно сложно.
Прекрасно. Местами…
Недомоганье не смогло —
недоуменье дотянуло.
Недостроителям углов,
похоже, голову надуло…
Это будет во вторник. Вот точно, во вторник.
В дверь постучат. Я вспомню: «Садовник!»
Но это вовсе не он.
Там будет стоять в трусах, пиджаке и с веслом
сэр Борис Джонсон.
Он скажет с британским прононсом…
Мне так хотелось сказать:
«Улыбнись, дура!»
Когда ты улыбалась, у тебя проступала натура,
та, которой уже не делают больше.
Губы, растягиваясь, делались тоньше
и на них становились невидимы трещинки…
И вдруг, ночью,
когда не видно звёзд из-за огней большого города,
не умолкающего вечно сигналящими машинами, визжащими скорыми, орущими детьми, ссорящимися соседями, собаками, лающими друг на друга и на людей, и ещё одной, воющей в доме напротив, как будто там кто-то умер, а проверить некому, лифтом…