Мне так хотелось сказать:
«Улыбнись, дура!»
Когда ты улыбалась, у тебя проступала натура,
та, которой уже не делают больше.
Губы, растягиваясь, делались тоньше
и на них становились невидимы трещинки.
Но меня учили, что так нельзя с женщиной.
Как? Ну, говорить ей, что она дура.
Мы выходили для перекура.
Я не курил,
но за компанию выходил,
чтобы любоваться тобой.
Пахло жареной рыбой, орало попсой
ялтинское лето восемьдесят восьмого.
Мне тебя было мало, а тебе меня много.
Смотрела строго.
А я хотел сказать тебе: «Улыбнись, дура!»
Ялтинский дом культуры.
Пыль, афиши, кружки.
Я погибал от тоски
и, закашливаясь, курил.
А мужа звали Кирилл
и мы старались изо всех сил,
чтобы он ничего не заметил.
Самый незрячий Кирилл на свете.
Мы танцевали под «La Boheme» Азнавура
и я шептал тебе: «Улыбнись, дура!»