Такая смесь из книг и голых тел,
что не поймёшь кому и что оставить.
Тот, кто уехал, просто не успел
стереть на бело переписанную память…
Поэзия
Машка ждёт на перекрёстке
в летнем платье без трусов.
Ох, и повезёт Алешке,
обладателю усов…
Ты, если помнишь, есть законы —
не сообщай, когда придёшь.
Я слышу бьющий в крышу дождь
и громкий монолог вороны…
Тропа ведёт по косогору вниз,
но можно кубарем, сдирая в кровь лопатки.
Кабанов строит дом — принёс карниз,
но позабыл и гвозди, и перчатки…
Когда-то всё у них было хорошо. Они стояли на площадях, улицах, в парках. Причём, некоторые из этих объектов градостроительства и культуры даже носили их имена…
Завтра утром я сыграл бы тебе блюз.
Беда в том, что я не умею играть и петь. Поэтому я смеюсь.
И мой голос хрипит, как ржавая жесть
на ветру, на углу, на грозу.
Это такая мелкая и детская месть
за непролитую по мне слезу…
А если дождь, то вырастет трава,
зелёная, но сразу до коленей
и вверх по ней, как капельки, слова,
геномы-переносчики сомнений…
Скажи, а много было у тебя мужчин?
Ну, знаешь — клином вышибают клин,
и, даже, если с вечера был clean,
с утра заходишь в нужный магазин…
Если верить, а верить придётся,
отбивая поклоны в окно,
что мы были всегда инородцы
и толкли дерезу в толокно…
Да что ж война? Её воюют люди,
которые придуманы Тобой
и, если есть коллегия у судей,
то кто там совещается с толпой…
Слушай, девочка, я уехал!
Строить новые города,
резать ленточки, ставить вехи.
Там я буду герой труда…
Не открывай глаза, не выходи из зоны седьмого, фантастического сна, они зашорены и на спине попона, а за окном не осень, а весна…
Когда это всё закончится,
а это всё точно закончится,
я выйду из одиночества,
которому сотня лет
и вспомню тогда пророчество…
Я обещал тебе быть осторожным
и не трогать тебя руками.
Это чудовищно сложно.
Прекрасно. Местами…
Недомоганье не смогло —
недоуменье дотянуло.
Недостроителям углов,
похоже, голову надуло…