Поэзия

Будешь накрывать стол первого мая — оставь для меня место.
Только не надо никому объяснять для кого.
Муж подумает, что это для покойного тестя,
возьмёт за руку и скажет: «Ничего, ничего!»..

Вопросов нет, но есть ответы.
Я точно знал, где будем летом.
Я точно знал, что будет осень,
когда подсолнух будет скошен…

Уходи, не прощаясь, не хлопая дверью.
Будь внимателен, в подъезде сквозняк.
Лампочка без плафона проследит за тенью,
вдруг ты сделаешь не то и не так…

Кто мы? Чайки, разъятые пасти,
Разорались с утра на восток.
Не из тех, кто пророчит вам счастье,
Не из тех, кто расскажет где Б-г…

Чёрные пальцы в метках газет.
Не объясняй мне, что это офсет.
Не уверяй, что свинцовая пыль
С бумагой сгорят, свернувшись в фитиль…

Стараюсь быть похожим на тебя,
На вещь в себе, в заклеенном конверте.
Остывшим сургучом углы скрепя,
Ты завещание: «Вскрывайте после смерти»…

Слушай, ну как ты? Вроде бы всё окей.
Но становится рядом меньше людей.
Всё больше трамваев уходят в депо,
мутней от дождей лобовое стекло…

«Ну что, пацаны, сожгли, наконец, индейца», —
сказал самый старший и вытер ладонь о штаны.
А правду сказать, веселое было действо,
почти как победный банкет после конца войны…

Глубокой ночью, когда я не сплю, примерно с часу до двух,
у меня снова вопрос, а во рту ощущение меди.
Существует ли вообще этот невидимый святой дух,
всем известного уравнения неизвестное третье?..

Я в домике. На небе сомики
и развевают рты на Млечный Путь.
Их ловят на мормышку утром гномики
и продают на вес, кому-нибудь…

Что тебе ещё, кроме прописки на красном холме,
осыпающемся комками сухой глины?
Она прокалена мной на медленном жёлтом огне
от неё запах погибшей в пустыне псины…

День устаёт в записках,
лежащих на чёрном столе.
Кланяюсь низко-низко,
им же гореть в огне
и подниматься пеплом,
седым, как прически детей…

Ти забажала зранку вірш
і тихо-мирно поруч спиш.
Мабуть, його не буде,
бо я шукаю рими всюди
та й не знайду. Квітнева ніч…